Я не знала Дженни Гаррик, но, судя по общению с профессором Брамвеллом, эта история казалась мне наиболее правдоподобной из всех, что я слышала до сих пор. Было неприятно думать, как быстро все пришли к выводу об убийстве. Особенно без каких-либо доказательств того, что она была убита.

— Я не верю, что вы убийца.

Он вскинул бровь и зашагал в сторону выхода.

— Так мотылек подружился с пламенем.

— Ха, — сказала я, шагая за ним. — Не думаю, что пламя способно быть дружелюбным.

— Вы полагаете, что я представляю для вас опасность.

Улыбаясь, я подняла сумку на плечо.

— Ну, полагаю, вы бы заперли меня в той камере, если бы это было правдой.

— Полагаю, что и сейчас могу. Но было бы жаль держать в клетке такую...

— Интригующую?

— Раздражающую девушку. Воистину, вы были бы худшим пленником в истории похищений. Стая обезьян-ревунов доставила бы меньше головной боли.

Он толкнул дверь, позволяя мне выйти первой. Тяжелая дверь захлопнулась за нами, когда мы перебирались через небольшой холм к открытому двору, где в ста метрах от нас находилась дорога.

— Разве это плохо, что меня это оскорбляет? — Я рассмеялась и повернулась, чтобы увидеть улыбку, растянувшую его губы. Улыбка была искренней и неподдельной, и, черт возьми, это была самая красивая улыбка, которую я когда-либо видела. Ровные, белые зубы, ямочка на щеке. Я пожалела, что не успела запечатлеть ее, но она исчезла так же быстро, как и появилась, и я наблюдала, как его брови напряглись, а на лице появилось выражение паники.

Он наклонился вперед, его руки сжались в кулаки, и он издал хрип.

Когда он рухнул на землю, адреналин взорвался в моих венах, и я, выронив телефон, рухнула рядом с ним.

— Профессор!

Сжав зубы, он дрожал, но это не было похоже на припадок, который случился с ним некоторое время назад. Его глаза смотрели на меня с мольбой, от которой у меня защемило сердце.

Я не знала, что делать!

— Я позову на помощь. — сказала я, нащупывая свой упавший телефон.

— Нет! — Он протянул руку и схватил меня за руку, его теплая ладонь сжала мое предплечье, прижимая к себе. Глаза были закрыты, он продолжал держать меня, его тело тряслось и дрожало, он хрипел и задыхался. Его губы шевелились, когда он шептал что-то, чего я сначала не расслышала, но потом его лицо исказилось, а тело выгнулось, как будто его ударило током. — Непробиваемый!

Снова это слово. Я слышала его в последний раз, когда у него был такой приступ.

Я не двигалась и не пыталась вырваться из его рук. Завтра, конечно, останется синяк, но мне было все равно, я наблюдала за тем, как он мучается от того, что в него вцепилось.

Позови кого-нибудь, — пронеслось у меня в голове, и его отказ от помощи повторился с тем, как отказывалась моя мать. Позови сейчас же!

Когда я подняла телефон, чтобы набрать номер экстренной службы кампуса, хватка на моей руке ослабла. Обернувшись, я увидела, что напряжение на его лице ослабло. Его тело меньше дрожало, когда он выдыхал через нос. Глаза по-прежнему были закрыты, но он, казалось, успокоился, а его большой палец поглаживал меня по предплечью. Туда-сюда, туда-сюда. Когда он открыл глаза, в них появилась почти пьянящая безмятежность, прежде чем она преобразилась у меня на глазах. Расслабленность на его лице снова стала жестче, и он отпустил меня, откинувшись назад и резко выпрямившись.

Отведя взгляд от меня, он нахмурился, похлопал себя по груди и брюкам и достал серебряный портсигар, в котором хранились сигареты.

— Вы в порядке?

Засунув сигарету между губами, он снова похлопал по карману и достал зажигалку, поджигая кончик сигареты. Он сделал одну длинную затяжку и уперся локтем в согнутое колено, сжимая переносицу.

— Подозреваю, что остаток пути до остановки вы пройдете самостоятельно.

— Я не уйду, пока не буду уверена, что с вами все в порядке.

— Я в порядке. — Он помахал мне рукой. — А теперь, пожалуйста. Идите.

— Нет.

Взгляд, который он бросил на меня, был таким, какого я ожидала бы, если бы дала ему пощечину.

— Я подожду несколько минут. Для собственного спокойствия. — Бросив сумку рядом с ним, я опустилась на траву, которая за последние несколько часов стала значительно холоднее. — У вас какое-то заболевание.

— Ничего особенного, — сказал он и сделал еще одну затяжку.

— Что это?

— Болезнь Вонерика. Редкое врожденное заболевание. Довольны?

— Аутоиммунное заболевание.

— Да.

И тут мне стало ясно, почему этот человек так предан своему делу, так беззаветно увлечен кучей червей.

— Вот почему вы работаете над токсином. Но мне показалось, что вы говорили, что ваша работа направлена на борьбу с диабетом. Это осложнение диабета?

— Нет. Так получилось, что механизм схож. К сожалению, всем наплевать на болезнь, которой страдает лишь один из пятисот тысяч человек.

Я хотела спросить, не собирался ли его отец изучать то же самое, но не хотела, чтобы он снова отгораживался от меня.

— Это... — Я зажала рот, не желая этого говорить.

— Смертельно? Да. Если она достигнет моего сердца, то для меня все кончено.

Боже, как резко это прозвучало. При мысли о том, что я дважды чуть не стала свидетелем его смерти, мой желудок скрутило.

— Что значит непробиваемый?

Его бровь дрогнула.

— Ничего. — Сигарета болталась в кончиках пальцев, он потер лицо о бицепс вытянутой руки. — Я прошу прощения за то, что дотронулся до вас.

— Не стоит извиняться. Я счастлива, что моя рука оказалась полезна для вас. — Вздрогнув, я покачала головой. — Боже. Забудьте, что я сказала. — Какая глупость. — Итак, этот токсин... откуда вы знаете, что он так влияет на аутоиммунитет?

— Это было доказано на мышах.

— Вы сказали, что должны доказать, что токсин обладает потенциалом. Разве его действие на мышках не доказывает это?

— Доказывает. — Он еще раз затянулся сигаретой и бросил ее в траву. — К сожалению, смерть является одним из основных потенциальных побочных эффектов. Пока я не смогу выделить стабильный вариант токсина, мне придется изучать мотыльков.

— Вот, а я думала, что вам нравится изучать мотыльков, судя по тому, что вы говорите на своих лекциях.

— Зависит от того, каких мотыльков я изучаю. — Не сводя с меня глаз, он поднялся на ноги и, спотыкаясь, отступил на шаг.

Размышляя о том, не заигрался ли он снова, я рассеянно потянулась к нему. Когда он отдернул руку, я отшатнулась. Точно. Он не любит, когда к нему прикасаются.

— Извините, — сказала я.

— Я не хотел быть...

— Нет. Вовсе нет. Пожалуйста, не надо ничего объяснять. Я не должна была прикасаться к вам. Боже, я не хотела, чтобы это прозвучало странно. Или жутко. — Уф. Просто прекрати уже. Покачав головой, я собрала свою сумку. — Я пойду. Думаю, последний автобус будет минут через десять.

— Мисс Веспертин. — На его оклик я обернулась. — Увидимся завтра.

Улыбнувшись, я кивнула.



ГЛАВА 43

ЛИЛИЯ

Легкая боль пульсировала в моей руке, там, где от хватки профессора Брамвелла остался синяк. Лежа в постели, я изучала бледно-фиолетовые очертания его пальцев, обводя их края кончиком пальца.

Закрепив свою не ушибленную руку в фиксаторе, я погасила лампу рядом с кроватью и улеглась под одеяло. Как только я закрыла глаза, я почти почувствовала, что его рука все еще сжимает меня. Держит меня. Изгиб его сильных пальцев, впивающихся в мои кости.

Прохладные простыни волочились по моим голым ногам, когда я перевернулась на живот, цепь моих ограничителей звенела о металлический каркас кровати, скользя по стальным перилам на другую сторону. Я представила, как его рука проводит по моему телу, проскальзывая под подол трусиков. Приоткрыв губы, я издала тяжелый вздох, проводя пальцами по уже мокрому входу.

Такая чертовски мокрая, что я представила, как профессор Брамвелл шепчет мне на ухо. В моем воображении он склонился надо мной, мускулы его обнаженной груди прижались к моей спине, и он провел пальцами по возбужденному комочку нервов, который практически мурлыкал от его прикосновений. Я уткнулась лицом в подушку, и в голову полезли более мрачные мысли. Мысли о том, как он держит меня за шею, предупреждая, чтобы я кончила иначе задохнусь.