— Непробиваемый.

— Непробиваемый?

— Да. Это значит, что ничто плохое не может причинить тебе вреда. Никогда. Когда ты чувствуешь, что Смерть идет за тобой, ты произносишь это слово. Тогда смерть не сможет тебя тронуть.

***

— Ты ненормальный. — И снова голос Барлетты вырвал меня из воспоминаний. — Вот почему ты это делаешь. Что-то превратило тебя в психа.

— Не что-то. Кто-то. — Я на мгновение остановился, размышляя, как много я должен рассказать совершенно незнакомому человеку. В общем-то, это было неважно. Этот человек скоро заразится, и все наши разговоры уйдут в пустоту вместе с ним. — У меня редкое генетическое заболевание. Оно называется болезнью Вонерика. Оно не проявляется до поздних лет жизни. Если только не спровоцирована травмой.

— Удар по голове. Твой старик спровоцировал это.

— Да. Каждый день я живу с риском, что сердце не выдержит и остановится.

— Если это генетическое заболевание, значит, оно есть и у твоего брата?

— Было, — поправил я.

Его брови дрогнули, и он переместился на койке.

— Его уже нет в живых.

— Нет, это не так. — Сколько бы лет назад это ни было, гнев все еще кипел во мне, умоляя вырваться на свободу. — И нет, не каждый ребенок страдает от этой болезни. Но, как я уже сказал, мы скоро к этому вернемся. Подозреваю, что сейчас ты, наверное, умираешь от голода.

— Да. — Он посмотрел на блюдо, которое я поставил рядом с креслом, когда только пришел. — Мне захотелось странного. Например... сырого мяса.

— Ноктисома использует железо для выработки белков, которые создают физиологические изменения. Например, твои отражающие глаза. Она истощает запасы железа в крови, и тебе захочется мяса. — Я снял серебряную крышку с тарелки с бифштексом прожарки рэр, картофелем и стручковой фасолью, которую мне приготовил повар в Дарриган-Холле. Внизу решетки камеры была маленькая дверца, через которую я просунул ему еду.

С бешеным азартом он подтащил к себе тарелку и обеими руками поднял толстый кусок мяса, поглощая его, как животное. Кровь стекала по его рукам - мясо было настолько сырым, что, вероятно, грозило пищевым заболеванием. Впрочем, это не имело значения. Любая бактериальная инфекция, которой он мог бы заразиться, была бы быстро уничтожена Ноктисомой, которая не любила конкуренции.

Пока он уплетал свой ужин, я сунул ему в камеру маленькую чашку с водой, которую он быстро схватил и стал глотать с отвратительным чавканьем.

— Почему так мало воды? Я хочу пить, — сказал он и протянул мне чашку обратно, как будто я собирался дать ему еще.

— Твой мозг говорит тебе, что ты хочешь пить.

— Мои губы, черт возьми, сухие как кость. — Он зачерпнул вилкой картофель, и я скорчил гримасу, глядя, как еда сползает по уголкам рта на тарелку, откуда он снова зачерпывает ее.

— Да, я полагаю, что это так. Паразит хочет, чтобы ты двигался к источнику воды, тогда он сможет в конце концов убить тебя. На самом деле, если бы ему не требовались твои здоровые органы для роста, он вполне мог бы жить внутри тебя в воде.

Он приостановил свое отвратительное поедание и на мгновение уставился вдаль.

— Черт возьми, каждый раз, когда ты рассказываешь мне об этой штуке, я пугаюсь еще больше. Это что, будет как в фильме «Чужой», когда он выскочит из моей груди?

— Это будет не очень красиво и не очень приятно, но ничего такого драматичного, нет.

Опустив взгляд, он покачал головой, зачерпнув немного зеленой фасоли.

— Это хреново, — сказал он, набивая рот овощами. — Мне кажется, что я сейчас в самой лучшей форме за всю свою жизнь. Как будто я могу пробежать этот чертов марафон.

Я пожал плечами.

— Наверное, смог бы.

— Но ведь этого не случится? — Он наколол на вилку еще одну порцию стручковой фасоли, не удосужившись взглянуть на меня. — Ты же не планируешь отпускать меня после всего этого.

— Нет. Не планирую. — Зачем врать парню или приукрашивать неизбежное? — Мне нужны организмы, растущие внутри тебя, и я намерен собрать их, когда ты умрешь.

— Зачем?

Я потер пальцы друг о друга, но только неприятное покалывание от давления на них укололо мою кожу, как крошечные разряды электричества. Я снова вспомнил, как Лилия держала мою руку. Как колючее ощущение было вызвано ее нежной лаской.

— Чтобы я снова мог чувствовать.

— Ты что, ничего не чувствуешь? Совсем?

— Нет. Это как быть запертым внутри трупа.

Он фыркнул и покачал головой, снова погружаясь в свое картофельное пюре.

— Должно быть, это сводит тебя с ума.

Я стиснул зубы, наблюдая за ним, и что-то темное скрутило мои внутренности.

— Это сводит меня с ума.

Должно быть, он уловил раздражение в моем голосе, так как поднял взгляд и передернул плечами.

— Эти черви — лекарство?

— Нет. — Я поднялся со стула и засунул руки в карманы. — Лекарством являются их токсины. К сожалению, их нелегко изготовить в лаборатории. Нужно свежее человеческое тело.

— Я первый, кого ты... ну, знаешь, заразил подобным образом?

Опустив взгляд, я зашагал вперед.

— Нет. До тебя был еще один.

Он провел языком по зубам и постучал вилкой по своей тарелке. Пластиковая тарелка, после небольшого казуса с бутылкой, которую он бросил в меня.

— Как долго, по-твоему, тебе это будет сходить с рук?

— Подозреваю, что до тех пор, пока я не сделаю какую-нибудь глупость и меня не поймают.

— Я вижу, что ты не дурак, — сказал он с разочарованием. — Могу я попросить тебя об одолжении?

Я перестал вышагивать.

— Нет.

— Ничего особенного. Просто карандаш и бумага. Я бы... я бы хотел написать письмо своим сыновьям.

Конечно, я бы не позволил этого сделать, даже если бы прочитал все это перед отправкой. Он не заслуживал прощения. Он не заслуживал даже просьбы. Тем не менее, это могло послужить козырем в дальнейшем.

— Полагаю, я могу удовлетворить эту просьбу.

— Я был бы тебе очень признателен. Ты знаешь, у моего сына припадки. С самого детства.

— Да. Я в курсе.

Он издал дрожащий вздох и снова опустил взгляд на тарелку.

— Ты думаешь, что это я их вызвал?

— Я не его врач. Я не могу знать. Однако ты, конечно, не улучшил его положение.

В серебристом блеске его глаз блеснули, как мне показалось, слезы.

— Ты ведь не причинишь вреда и им, правда? Моей жене и моим сыновьям?

— У меня нет причин причинять вред твоей семье. Я не причиняю боль детям, как ты.

Он вздрогнул и почесал нос.

— Знаешь, эта история с трезвостью? Действительно чертовски хреново.

Я подождал еще несколько минут, наблюдая, как он запихивает в себя последние кусочки еды.

— Ты собираешься закончить свой рассказ? — спросил он, проталкивая тарелку обратно через решетку своей камеры. — Все-таки интересно, какое отношение все это имеет ко мне.

— В следующий раз, — пообещал я и, забрав тарелку, направился в свой кабинет.



ГЛАВА 23

ЛИЛИЯ

Когда я подходила к Эмерик Холл, где проходил урок энтомологии, моя сумка зажужжала. Я достала телефон и увидела, что звонит научный консультант из школы Би, и это вызвало у меня панику.

— Алло?

— Мисс Веспертин?

— Да.

— Это Джанет Кемфелл. С Би все в порядке. — Я почувствовала облегчение, которое быстро угасло, когда она добавила. — Я звоню по поводу платы за обучение Би. У вас есть минутка?

До начала занятий оставалось всего четыре минуты, и я, чтобы уединиться, свернула за угол в узкий переулок между залами Эмерика и Декарта.

— Да.

— Я просто хотела узнать, когда вы сможете произвести оплату? Срок просрочен на шестьдесят дней, и... в общем, мне не хотелось бы этого делать, но, возможно, нам придется отчислить вашу сестру.

— Подождите. Что? Что значит шестьдесят дней? Я отправила тысячу долларов всего несколько недель назад. Платеж Коннора должен был обеспечить оплату на два месяца вперед.