— Неспособность вносить изменения в ваши журналы приведет к немедленному отчислению. Росс будет руководить лабораторией, поэтому все вопросы должны быть адресованы ему. Не ко мне. — Его глаза нашли меня, задержались на мгновение, прежде чем он обошел стол. — У меня есть отдельные рабочие часы для общих вопросов. Я советую вам записаться на прием заранее, иначе вам будет отказано.

Не говоря больше ни слова, он прошел мимо, его взгляд остановился на мне, когда он проходил мимо. За ним тянулся восхитительный шлейф из смеси кофе и пряного одеколона.

Когда Росс начал свою лекцию, я повернулась и увидела профессора Брамвелла, выходящего через дверь в задней части комнаты.

— Куда ведет эта дверь? — прошептала я Спенсеру, который сидел на скамейке передо мной.

— На этаж подвала. Там находится его исследовательская лаборатория. Морг тоже там. Туда вход запрещен.

— Ты хочешь сказать, что никто никогда не пробирался туда раньше? — Я не могла быть единственной настолько любопытной, чтобы даже подумать о таком.

— Это невозможно. Там стальная дверь, которую он постоянно держит запертой.

— Почему так секретно?

Спенсер усмехнулся через плечо.

— Зависит от того, кого ты спрашиваешь. Теории ходят самые разные. Некоторые считают, что у него там цех Франкенштейна. Реанимирует своих друзей-трупов.

Фыркнув от смеха, я опустила взгляд, когда Росс перевел внимание на меня.

— Другие говорят, что он работает над каким-то секретным правительственным проектом. Никто толком не знает.

— Ты сказал, что он берет личинок с собой?

— Да. Время от времени он хватает несколько ягод и исчезает с ними.

— Интересно. — Значит, он не просто разделывал трупы в подвале. Он также изучал паразита, и мне стало интересно, работает ли он над лекарством от него.

Если да, то мне нужно было стать частью этого процесса. После смерти матери все мои усилия по изучению науки и медицины были направлены на то, чтобы выяснить, что с ней было в те недели перед смертью.

Прошел час, и я все время поглядывала на дверь, ожидая, не вернется ли Брамвелл. Но он не возвращался, только разжигал мое любопытство и отвлекал мои мысли. Оказалось, что наблюдение за мотыльками заняло лишь малую часть времени лаборатории. Большую часть часа мы потратили на приготовлении препаратов, рассматривании фрагментов Ноктисомы через микроскоп и заполнении агаровых пластин. Не самое захватывающее время в моей жизни.

Но это вдохновило меня на достижение одной цели на семестр:

Выяснить, чем занимался Брамвелл в той лаборатории.



ГЛАВА 19

ДЕВРИК

То, что начиналось как выяснение, насколько занозой в заднице будет моя новая ученица, заинтриговало меня. Беглый анализ показал, что Лилия умна и спортивна, о чем свидетельствовало школьное объявление Ковингтонской школы, в котором она значилась как выпускница своего класса и чемпионка штата по легкой атлетике. Однако мне было любопытно узнать больше.

Я еще не удосужился прочитать статью, которую она написала о вымышленном паразите, из-за которого она, очевидно, и попала в мой класс, но в попытке узнать больше о девушке я попросил секретаря Липпинкотта прислать мне ее дело. Я пролистал ее анализ, и когда я прочитал прогрессию симптомов, я наклонился вперед в своем кресле, нахмурившись от того, что там было написано.

Отвращение к свету. Сильная жажда. Блеск в глазах. Приступы паранойи.

Она заметила татуировку бабочки чуть ниже пупка пациента, который был достаточно большой, чтобы туда могла влезть ручка. Странные бредовые видения, характерные для инфицированных.

Все симптомы совпали с течением Ноктисомы.

Хотя ее знания об организме казались недостаточными, что вполне справедливо, поскольку о нем было опубликовано не так много, я нашел ее наблюдения за физиологией интересными. Читая ее статью, я не заметил упоминания о довольно важном симптоме — вониксисе. Потемнение красных кровяных клеток на последних стадиях было вызвано крайним истощением кислорода, вызванным белком, который вырабатывали черви. У пациента, о котором она рассказала, она заметила лихорадку и мышечную усталость и поэтому ввела тканевую соль, известную как феррум фос — соль для клеток-переносчиков кислорода, которая должна была уничтожить побочный продукт белка. Таким образом, она полностью предотвратила вониксис и, возможно, продлила жизнь пациента еще на пару недель.

Впечатляет.

Известно, что время от времени появлялись пациенты, зараженные паразитом, но это были единичные случаи, и только на острове. Врачи на материке, не зная о паразите как о человеческом патогене, никогда не устанавливали связь. Как девушка столкнулась с таким случаем, было загадкой. Подозрения Уилкинса, ее бывшего профессора, наводили на мысль, что пациенткой в исследовании была ее мать, поскольку она не потрудилась установить ее личность.

Я включил компьютер и набрал ее имя в строке поиска.

Выскочил текст некролога о женщине по имени Франческа Веспертин, где Лилия была указана как живая родственница, вместе со своей сводной сестрой Беатрикс. Никакой фотографии. Никакой другой информации.

Получив имя ее матери, я вошел в свою учетную запись «ПэтНэт», которая давала мне неограниченный доступ к отчетам коронеров и вскрытиям, если они были правильно оформлены. Быстрый поиск вывел на экран дело Франчески, а беглый просмотр отчета коронера показал, что она покончила с собой в ванной. Перерезала себе вены, очевидно, что не характерно для пациентов с Ноктисомой. По моему опыту, у зараженных было сильное чувство самосохранения до тех пор, пока паразит не был готов к выбросу, что чаще всего приводило к утоплению. Однако во вскрытии также не было указано никаких других характерных патологий. (Прим. Ко́ронер (англ. Coroner от лат. Coronarius) — в некоторых странах англо-саксонской правовой семьи должностное лицо, специально расследующее смерти, имеющие необычные обстоятельства или произошедшие внезапно, и непосредственно определяющее причину смерти.).

На основании этого я бы решил, что отчет коронера и дело Лилии — про двух разных людей, если бы не то, что я пролистал вниз, заметив ту самую татуировку бабочки, покрытую мелкими рваными ранами, где она, несомненно, царапала ее когтями. Я не узнал имя коронера, но если у пациента были все симптомы, которые описала Лилия, то он упустил очевидные признаки, которые должны были присутствовать при вскрытии. В первую очередь, костные полоски и разложение печени.

Этот факт заставил меня задуматься, не изменил ли он отчет.

Если это так, то он должен был сделать это, чтобы что-то скрыть.

Эта мысль заставила меня задуматься о том, кем была Франческа Веспертин и как она заразилась.

Надеюсь, Липпинкотт не поленится прочитать исследование или расследовать дело матери Лилии. Я, конечно, не собирался делиться с ним своими выводами. Девушка только что заработала место в списке заинтересовавших меня вещей, гарантировав, что ее секрет останется в безопасности. На какое-то время, во всяком случае.

Мой мобильный телефон зажужжал рядом со мной, и я повернулся, чтобы увидеть номер Лэнгмора, мигающий на экране. Нахмурившись, я ответил.

— Доктор Брамвелл, извините, что прерываю вас, но мне только что позвонил доктор Гилкрист и потребовала, чтобы мисс Веспертин была немедленно отчислена из вашего класса и лаборатории.

— На каком основании?

— По ее словам, она не справляется с вашим учебным планом, и что она не прошла необходимые предварительные курсы. Мне лично показалось, что она хорошо разбирается в предмете, но я прошу прощения за то, что перегнул палку. Прежде чем двигаться дальше, я просто хотел узнать ваше мнение.

Узнать мое мнение. Мне захотелось рассмеяться. Этот человек, вероятно, сдерживал поток мочи в своих штанах прямо сейчас.

— Да, конечно, — радушно ответил я, сдерживая гнев, который напрягал мои мышцы. — Позвольте мне высказать свое мнение. Доктор Гилкрист не должна совать свой поганый нос в мои дела. Я одобрил зачисление мисс Веспертин. И точка. Если у Гилкрист есть проблемы, она может обратиться ко мне. Напрямую.