— Вроде того, наверное. Хожу в академию здесь. — Я подняла один из брусков мыла и, положив его обратно на стол, снова почувствовала восхитительный аромат. — Что это за имбирь, который я чувствую?

— О, это просто черный каменный чай, который я заварила ранее.

— Черный каменный чай? — В Ковингтоне я часто посещала несколько магазинов, торгующих целебными травами, но никогда раньше не сталкивалась с этим.

— Да, это местный чай, который мы здесь завариваем. Приготовление занимает немного времени, но он вылечит все, что вас беспокоит.

— У вас его можно купить? — Не то чтобы у меня была куча денег, но я всегда следила за тем, что может уберечь от сезонных насекомых. А поскольку зима не за горами, лучше было начать укреплять свой иммунитет сейчас.

— О, нет. Слишком много работы, чтобы продавать его. Но как насчет этого, я могу дать вам пару пакетиков чая.

— Правда? Я могу заплатить вам.

— Нет, нет. Все в порядке. — Она помахала рукой в воздухе и направилась к кассе. — Не стоит приводить сюда слишком много молодёжи, — сказала она, копаясь в чём-то под столешницей, так, что была видна только её макушка.

— Моя мама всегда увлекалась травами. Всю жизнь не принимала даже аспирина.

Нахмурившись, она снова подняла голову, держа в руках маленький белый мешочек с чем-то похожим на черные кристаллы внутри.

— Вы уверены, что не знаете Ванессу Корбин?

— Уверена.

— Так странно. Она и ее мама были моими давними клиентами. Ванесса любила травяные чаи и медовые жевательные резинки. Вот, я дам вам парочку на пробу. — Из миски на прилавке она взяла два золотистого цвета кусочка конфет, завернутых в вощеную бумагу, и положила их в небольшой пакет.

— В общем, вот чай. — Подержав его мгновение, она сунула пакетик вместе с конфетами. — Просто добавьте горячей воды, немного имбиря и меда, и вы будете в раю. Можете даже опустить в него медовую жвачку. Это просто сырой затвердевший мед с нотками бузины. — Она притворилась, что дрожит, и улыбнулась. — Так хорошо для холодных зимних вечеров.

— Спасибо вам за это, — сказала я, принимая от нее пакет. — Почему он называется черный камень?

— Добыт на берегу Костяного залива. Вот почему мы его не продаем. Опасно добираться до него.

— Опасно? Его охраняют драконы, или что-то в этом роде?

— В основном акулы. Нужно нырнуть к Дьявольскому столбу. Мой внук знал эти подводные пещеры как свои пять пальцев. Но это питомник для некоторых больших акул. Легендарных акул.

Я даже представить себе не могла, что нырну в нечто под названием Дьявольский столб, не говоря уже о том, чтобы знать, что там меня ожидает питомник акул.

— Он что, умеет разговаривать с акулами, или что-то в этом роде?

Ее улыбка померкла, и она опустила взгляд.

— Он умер несколько лет назад.

— О, мне жаль это слышать.

Вздохнув, она на мгновение отвела взгляд, затем снова улыбнулась.

— Да, поэтому его брат иногда приносит мне немного черного камня.

Я уставилась на запас в сумке, размером не больше небольшого ранца, но, учитывая опасность его получения, я больше не чувствовала себя вправе брать его.

— Вы уверены, что готовы отдать это мне? Я не хочу забрать то, что вам дорого.

— Я настаиваю.

— Ну, в таком случае, я также возьму немного матча-женьшеня.

— Очень хорошо. — Быстро подмигнув, она взяла с полки позади себя маленькую коробочку с матчей и набрала для меня товар. Когда она закончила, она протянула мне немного больший пакет, в котором было все, что я купила. — Не пропадай, ладно?

— О, я обязательно вернусь. — Выходя из магазина, я увидела несколько карт Дракадии и, остановившись, чтобы взять одну, заметила плакат рядом со стеллажом. На нем был изображен мужчина, которого, очевидно, разыскивала полиция за жестокое обращение с сыном, который, как считалось, скрывался на острове. В Ковингтоне плакаты о розыске и пропаже без вести украшали почти каждый столбик, так что увидеть такой плакат не было чем-то особенным. Просто это казалось нехарактерным для острова.

Судя по седеющим волосам, мужчине было около сорока лет, а от его глубоко запавших карих глаз у меня мурашки побежали по коже. Он был похож на педофила. Я взглянула на его имя. Барлетта. Я не узнала его, но что меня поразило, так это то, насколько сильно он по какой-то причине напомнил мне Анджело. Такой же растрепанный вид как у преступника.

Что вернуло мои мысли обратно домой. Я больше ничего не слышала от Коннора после нашего телефонного разговора, и в новостях ничего больше не сообщалось. Оставалось надеяться, что все утихло.

Рядом с Барлеттой висел плакат: пропавшие без вести, уголки которого были немного загнуты, как будто он висел там уже давно. Блондинка с ярко-голубыми глазами смотрела на меня — Дженнифер Харрик — девушка, которая пропала. Та, о которой Мел рассказала мне в первый день.

На этой мрачной ноте я вышла из магазина и снова села на велосипед. Уложив свои товары в маленькую плетеную корзинку, я открыла карту. Главная улица огибала весь остров и возвращалась обратно по другую сторону университета, где, как я надеялась, наклон будет менее крутым. В десяти милях вверх по дороге, на совершенно противоположной стороне острова, находился Костяной залив. Я тронулась с места, крутя педали в умеренном темпе по направлению к моей следующей остановке.

Ветер трепал мои волосы, соленый морской воздух приятно ощущался на языке, когда я вдыхала его. Блаженное тепло разливалось по моей коже в тех местах, где меня касались лучи солнца — первый солнечный день за всю неделю пребывания на острове. Я снова подумала о том, как сильно изменилась моя жизнь всего за несколько дней. Как я перешла от ношения с собой карманного ножа и бегства домой в темноте к спокойной прогулке на велосипеде по берегу моря.

Ощущение свободы немного пугало меня, как будто я стала наивной и мягкой. В конце концов, это место еще не заслужило моего доверия, поэтому не было смысла в том, что я чувствовала себя там так непринужденно. Я даже не потрудилась взять с собой на экскурсию карманный нож, который до сих пор лежал в столе в общежитии. Коннор назвал бы меня глупой за эту оплошность.

После того как умерла моя мать, я обрела некую свободу, которой у меня не было в детстве, в основном по необходимости. Коннор переехал к нам и нуждался в помощи с арендой, поэтому мне пришлось найти работу, а ходить в колледж означало работать до поздней ночи. Поскольку Коннор не мог водить машину из-за слишком большого количества штрафов за вождение в нетрезвом виде, мне приходилось пользоваться общественным транспортом. Это была более страшная форма свободы. Я не хотела пользоваться ею, но, опять же, это было необходимо.

Я была выброшена в мир, который мог бы сожрать меня заживо, если бы я не научилась ориентироваться в нем быстро и так рано. Наверное, я могла бы поблагодарить за это Коннора, ведь именно он дал мне хороший толчок во взрослую жизнь, но, честно говоря, имея такую мать, как у меня, прожив такую жизнь, как я прожила, возможно, я готовилась к этому всю свою жизнь.

Прошло не так много времени, прежде чем извилистая дорога свернула к скалам, и я наткнулась на обветренный и облезлый знак с надписью «Костяной залив» и грубым черным дроздом, вырезанным на дереве. Примерно в ста ярдах от него арка из ветвистых деревьев создавала туннель над длинной, уходящей вниз лестницей. Я достала из кармана телефон и быстро сделала снимок, думая о том, как очаровательно она будет выглядеть, если ее украсить огоньками.

Лестница скрипела и стонала, пока я спускалась вниз, где туннель из деревьев выходил на пышные зеленые сосны и белые песчаные дюны, которые сужались к скалистому берегу бухты.

На деревьях и вдоль береговой линии поселились черные птицы — ворон или ворона, я не могла определить. Их было так много. В конце лестницы стоял знак, призывающий не кормить птиц и избегать южной части бухты в конце зимы, так как там они могут быть наиболее агрессивны.